Заклинания Гроа

Вот так Тор вернулся в Асгард. И долго отлёживался дома, под присмотром Сив, Трюд и Ярнсаксы. Говорят, Один сам вырезал на палочке могучие руны, унимающие боль. А Тьяльви и сыновья, взяв коня Гулльфакси и колесницу, всё это время без отдыха странствовали по Вселенной – искали лекарство для Бога Грозы. Такое, чтобы сумело извлечь острый осколок точила, засевший у него в голове.

Объехали юноши все владения Асов, побывали у Альвов – светлых и тёмных…

– Куда же теперь? – спросил Улль однажды под утро, остановив козлов на развилке дороги. – К Ванам в Ванахейм? Или к Карликам? Или, может быть, в Тёмный Мир Нифльхель, расспрашивать мёртвых?

– К Людям, – сказал Магни и повернул Гулльфакси на тропу, ведущую в Мидгард.

И первой, кого юные Асы встретили в Мидгарде, была провидица Гроа. Одиноко сидела она на берегу притихшего озера и роняла в воду горькие слёзы, а из воды вырастали прозрачные пряди тумана, окутывая громоздящиеся валуны… Вполголоса пела Гроа печальную песню о любимом муже – Аурвандиле Смелом, затерявшемся где-то на далёких дорогах, где даже ей, вещей, нелегко было его разглядеть… И утренняя звезда лила с Неба мерцающий свет, словно бы отвечая.

Юные Боги вежливо стояли поодаль, пока не смолкла песня, а потом окликнули провидицу:

– Славься, Гроа! Не поможешь ли вытащить осколок точила у Тора из головы?

Гроа не пришлось уговаривать долго. Конечно, она рада была помочь Богу Грозы, с которым её муж нередко странствовал вместе. Быстро домчалась в Асгард стремительная колесница, и Гроа склонилась над Повелителем Молний. Тор не стал жаловаться, но она сама видела, как ему плохо – не шло наружу точило, не зарастала рана, обожжённая ядом…

Мудрая женщина хранила в памяти множество песен, множество волшебных заклятий – даже больше, чем Асиньи. Умела остановить бегущую кровь, послать исцеляющий сон и утихомирить лютую боль. Стала Гроа пробовать заклятья одно за другим и наконец добралась до самых древних, столь же древних, как камни, из которых создано было точило. Искусно сплетала она волшебные слова, вдохновенно нанизывая их, словно драгоценные бусины, а Асы и Асиньи стояли вокруг молча, не смея проронить ни звука.

И наконец Тор почувствовал, как стихла мучительная боль, а камень в голове начал шататься. Захотелось ему обрадовать Гроа, отплатить добром за добро.

– Как твой муж, провидица? – сказал он ей. – Наверное, уже вернулся домой?

– Лучше не спрашивай, – вновь заплакала Гроа. – Сколько зим я жду своего Аурвандиля и всюду ищу, наверное, он погиб и больше не вернётся ко мне, к нашим детям, Амлоди и Свипдагу…

– Непременно вернётся! – твёрдо и весело пообещал Тор. – Я встретил его в Стране Великанов, мы вместе возвращались оттуда. Аурвандиль не мог перейти через ядовитые реки Элигвар, и я взял его в корзину, которую ношу за плечами. Правда, корзина моя немного дырявая, так что Аурвандиль высунул из неё палец ноги и отморозил. Мы расстались с ним в Дании, на дороге к вашему дому. Наверное, он сейчас уже там и расспрашивает о тебе сыновей. Он теперь немного хромает, зато я взял его палец и сделал звезду. Смотри сама, я не лгу, вон она сияет на Небе – Палец Аурвандиля, утренняя звезда!

Гроа побежала во двор, чтобы глянуть на Небо, и опять разрыдалась – на сей раз от счастья. Потом возвратилась и вновь стала вспоминать древние заклинания. Но слишком внезапная радость отогнала вдохновение, затуманила ясную память провидицы… как она ни старалась, осколок точила так и не вышел из раны и даже перестал шататься, крепко засев.

– Что же мы наделали, Тор! – сказала Гроа в отчаянии. – Я не могу вынуть его!

– Не страшно, – ответил ей Повелитель Громов. – Главное, рана перестала болеть и уже заживает, и моя сила снова при мне. Проживу я и с этим камешком в голове.

И действительно, вскоре Тор вновь поехал сражаться, оборонять от чудовищ Асгард и Мидгард, и те, с кем он дрался, не находили, чтобы он хоть чуть ослабел. Но Люди с тех пор, затачивая топоры и ножи, остерегаются бросать точило поперёк пола: от этого шевелится осколок в голове Бога Грозы.

Тор идёт в гости

Злокозненный Локи, летая по свету в крылатом соколином наряде, выпрошенном у Фригг, добрался однажды до Утгарда и разглядел с высоты дом одного Великана. Великана звали Гейррёдом, совсем как того конунга, у которого когда-то побывал Всеотец. По совести молвить, два Гейррёда, два Кровавых Копья, вполне стоили друг дружки. Но, конечно, они никогда и не слышали один о другом.

Двор Великана стоял между серых гор, одетых в каменные осыпи, словно в плащи. Тени облаков бродили по склонам, по пятнам зелёного мха, уцепившегося за откосы. Мутная река, порождение ледников, бежала внизу.

Любопытный Локи решил спуститься во двор и подслушать, о чём говорят Великаны. Покружившись, уселся он на стену, вырубленную в скале, и стал оглядываться вокруг. Тут заметил его сам Гейррёд, сидевший в палате. Ему понравился красавец кречет: серебряно-белый, с длинными крыльями. Подозвав слугу, он велел забраться на стену и попробовать изловить сокола:

– Обучу его и стану охотиться. Или дочкам отдам…

Ибо у Великана были две дочери, Гьяльп и Грейп, и обе в отца – могучие, безобразные и жестокие. Настоящие Великанши.

Слуга, посланный Гейррёдом, послушно полез за соколом по стене. Локи сверху смотрел, как цепляется Великан за гладкие камни, и про себя потешался, предвкушая, как подпустит его вплотную и взмоет в последний миг из-под носа. Молодой Великан, конечно, понятия не имел, что ловит хитрого Аса. Он тихонько посвистывал соколу и говорил с ним ласковым голосом, показывал утиные крылья и кусочки вкусного мяса. Сокол же искоса поглядывал на него, чистил клюв, ерошил перья, любуясь узором, бурым на серебре…

Вот слуга, изодрав колени и локти, дополз до самой вершины, вот осторожно и медленно протянул руку… прянул Локи лететь, расправил сильные крылья – и не тут-то было! Накрепко пристали соколиные лапы к камню скалы! Вспомнил тогда сын Лаувейи про колдовство орла Тьяцци и палку, прилипшую к ладоням, но поздно. Схватил его слуга, завернул осторожно в холстину, спустился во двор и отдал хозяину.

– А глаза-то у тебя не птичьи, – промолвил Гейррёд, развернув тряпку и осматривая добычу. – Ну-ка отвечай, оборотень, кто ты таков?

Это знают во всех девяти мирах: волшебство может как угодно переменить руки, ноги, лицо – но не глаза, ведь в глазах отражается подлинная душа. Вот почему оборотня всегда легко отличить по глазам. И как ни царапался Локи кривыми соколиными когтями, как ни разевал отточенный клюв, блестевший, будто сталь, – Гейррёд так и не поверил, что перед ним обычная птица. Хорошенько связал Локи крылья и запер в тёмный сундук:

– Посиди здесь, авось и разговоришься.

Тщетно пробовал Локи вернуть свой истинный облик, вырваться из душного сундука… но плохо слушаются заклятия, когда связаны руки, а сундук был вдобавок окован железными полосами – известно ведь, что никаким колдовским чарам с железом не справиться… Отчаявшись, Локи стал ждать возвращения Гейррёда, чтобы поведать ему о себе всю правду; но Великан не торопился расспрашивать. Лишь через три месяца вспомнил он про пернатого пленника и вытащил его:

– Ну, что скажешь теперь?

– Локи меня называют, – прохрипел пересохшим клювом отощавший, измученный Ас. – Отпусти меня, Великан, не то пожалеешь: все Боги и сам Винг-Тор – мои побратимы…

– Вот как? – засмеялся Гейррёд. – Что ж, придётся тебя отпустить, но только за выкуп. Приведёшь ко мне Тора, да без молота, без Пояса Силы и без рукавиц!

– Приведу, – согласился Локи охотно.

– Поклянись! – потребовал Великан. И Локи дал нерушимую клятву всё выполнить, как обещал.

Вернувшись домой, он сразу отправился к Тору.

– Славься, Тор! – приветствовал хитрый Локи Бога Грозы.

– Где ты пропадал столько времени? – спросил Тор. – Расскажи, что нового слышно, только не ври!